Тысячу лет назад философы, разочаровавшись в себе и в себе подобных, вывели горькую фразу, мол, оказывается, человек человеку не Человек, а всего лишь волк. Одной пренебрежительной фразой и человека унизили, и волков оскорбили сравнением. Где Крым, а где Рим! И сравнения далеко не всегда в пользу «царя природы». Вот кто видел, чтобы волчица бросила кормить волчат и ушла жить к другому волку? Бред! И где видано, чтобы волки-самцы каждый день не тащили бы в логово кусок оленя (и все это без судов об алиментах и давления общественности)? И где детеныши послушно не повторяли бы все, на что родители их натаскивают (безо всякой там школьной реформы)? И где вы видели, чтобы волчата кусали своих родителей, когда те уже старые, а они—молодые и мускулистые? Фантастика! А у людей такое—каждый раз через раз. Что, на пустом разве месте мудрый натуралист перед смертью признался, что чем больше он познавал животных, тем меньше уважал людей?!
Вообще-то и для людей привычно, когда сперва родители отдают себя детям, с пеленками и горшками возятся, недосыпают, недоедают, от болячек оберегают несмышленышей. Потом приходит время—и дети таким же образом поступают с родителями, и не потому, что помнят прошлое, скорее на инстинкте, такой уж кругооборот жизни в природе, и считается нормальным, когда дети провожают родителей в последний путь, а не наоборот. Если же привычный кругооборот нарушается—это уже сигнал беды, какая-то природная аномалия, тут людям приходится крепко думать, куда приведут их подобные аномалии, которые ведь могут выродить человечество целиком вернее ядерных катастроф.
Перед нами один из наглядных примеров аномалии, подтвержденный документально, но давайте по хронологии. Действующие лица: отец—Дыма Владимир Ильич (!) и дочь—Зеленская Елена (естественно) Владимировна, место действия—поселок Северный. Семья как семья, и история банальная, но не целиком, а только в первой ее части. Отец и мать дочку вынянчили, вырастили, выучили, а когда настала пора отправлять ее во взрослую жизнь, отдали от себя все, чтобы оградить дочку от лишних забот и обеспечить ее безбедное существование.
Сама дочь особо не надрывалась над зарабатыванием жизненных благ «непосильным трудом», да и зачем, когда на наследовании того, чего за свою жизнь нагорбатили родичи, можно устроить очень даже удобный бизнес.
Тут как раз семья получает в наследство от предков дом, они переезжают туда жить, а практичный и заботливый отец квартиру в центре Никополя продал и на эти деньги купил для дочери дом с участком, причем, чтобы избежать в будущем юридической волокиты, на которую столь горазды наши крючкотворы, оформил это в виде дарственной, которая по закону ни в каком суде не оспаривается.
А тут как раз родная тетка постарела, жить одной стало трудновато, вот и получилось, что тетка полностью доверилась племяннице (родная кровь все же), та быстро продала теткину квартиру в Запорожье и купила такую же в Днепре. Но! Оформила покупку почему-то не на тетку, а на свою дочку, так на ровном месте в семье у дочки появилось еще одно жилье. А тетку привезла к себе в Никополь, видимо, под обещание досматривать ее до кончины, но прочему-то поселила ее не у себя в хоромах, а во времянке отдельно.
Между тем родители продолжали опекать дочку—то погасят ее банковский кредит на ремонт, то отец даст ей взаймы на мелкие расходы тысяч с пятнадцать из накопленных на «черный день» и т.п. О том, какую он совершил грубую педагогическую ошибку, отец догадался гораздо позже, когда дочка заявила, что долг не отдаст, прибережет, мол, отцу все равно умирать, так какой же дурак будет тратить свои кровные, когда отца можно похоронить на его же деньги?
Время безжалостно, родители стареют, у матери обнаруживают скверную хворь, родители это понимают, они по прежнему заботятся сугубо о будущем дочери, потому, оберегая ее от возможных юридических склок, составляются два совершенно прозрачных юридических документа: Завещание матери, в котором черным по белому вырублено топором, что после ее смерти все принадлежащее ей добро переходит к дочери. Но! При одном непременном условии—до самой своей смерти жить в доме и распоряжаться хозяйством будет отец. И заявление отца, что он, во избежание искушения кого-либо оспаривать завещание, отказывается от своей доли наследства. Подписи и печати на месте. А дочери остается лишь немного подождать—и вот она, очередная недвижимость, как с неба свалившаяся! Казалось бы, ситуация проще, чем 3 копейки одной монетой.
Но правду говорят, что бизнес портит характер, бизнесмену всегда всего хочется больше, быстрее и любым способом. Так и тут проявилось. Захотелось дочке быстрее распорядится своим наследством, да не чтобы жить и пользоваться (добра и без этого хватает), но его ведь можно продать и еще одну квартиру в Днепре купить, для сына, хватит жить в захолустье, пусть хоть дети отведают цивилизации. Вот только отца куда девать? Конечно, способов избавиться от него достаточно.
Можно отца выжить, грабя его до нитки, и зацепка подходящая есть, ведь в завещании указано, что отцу разрешается жить в доме и копаться в земле, а все эти стиральные машины, холодильники, печки и счетчики, мебель и пр. принадлежат наследнице, так что вывозить вроде бы разрешено. Можно «забыть», что отец есть, что живет в своем доме, и в разговоре с покупателями о нем не упоминать, а для достоверности можно и документы немного подправить, чиновники от паспортного контроля что раньше, что сейчас за небольшую мзду готовы «забыть» прописать человека ненужного, и примеры тому имеются. А особо шустрые деловары, пользуясь «забывчивостью», успевают втихаря продать дом с «мертвой душой», а потом покупатели пусть сами разбираются с жильцом—кто будет возвращать деньги, а кому выметаться на улицу.
Попытки к такому, или к подобному имели место, пока отцу не надоело, что в его жилище время от времени шастают посторонние и за его спиной ведут бесцеремонные торговые переговоры, провоцирующие семейные скандалы, вплоть до применения дочерью электрошокера (!) против своего отца (чтобы не путался под ногами у торгашей). Укоры отца и увещевания родственников и соседей не отвратили дочь от мысли продать хозяйство еще при жизни отца, и пришлось тому искать защиту на стороне.
Куда обращаются в таких случаях люди, отягощенные стереотипами? Правильно, к правоохранительным ментам, вот так и отец повелся на дохлую муху. Просто зла не хватает на наивных людей, отравленных сериалами о геракловых подвигах ментов и об их сократовской мудрости! Ну никак не поймут реалий, что горы могут содрогаться, солнце меркнуть, ментов трижды переименуют в супер-пупер-полицейских, но они еще долго будут жить по ментовским правилам, явно не совместимым с людскими. Скажем, приходит простак к ментам с жалобой, что сын вчера пропал, его те утешают, мол, просто загулял тот, с кем не бывает, по себе знаем, приходите через три дня, раньше не положено. Какой дурак придумал норму «три дня», уже не помнят, но пользуются с удовольствием, хотя все понимают, что за три дня человека можно закопать на 20 метров вглубь и на 10 метров сверху залить бетоном на тысячелетия, главное для них «нету тела—нету дела».
Потому из тысяч пропавших находят жалкие единицы, да и то в кино, но служивые и пальцем не шевельнут, чтобы убрать дурость, не выгодно им. Или вот скажите, почему так мало открывается дел об изнасилованиях, которые сплошь и рядом? Да горький опыт подсказывает, что как только девушка обращается в органы с заявлением, менты тут же убеждают ее, что все происходило по обоюдному согласию и находят с пяток свидетелей того, как девушка три квартала сама гналась за насильником, пока не настигла. Или такое вот из жизни, приходит женщина к ментам, плачет, что вторую неделю ее мужик бухает и гоняется за ней с топором. Менты резонно отвечают, мол, так не рубанул ведь, вот когда рубанет, несите заявление, рассмотрим.
Не явилась исключением и жалоба отца, и с тем же результатом. С третьего захода появился младший лейтенант с подходящей фамилией Перевертаный, он не стал рассусоливать долго, а ограничился беглым опросом отца и дочки, хотя даже он должен бы знать, что «слово против слова» юридически мало чего стоит, и догадался опросить еще хотя бы парочку свидетелей. Что касается электрошокера, то в разговоре промелькнула версия, что отец сам его мог инициировать, просто дочка ждала-ждала дома отца, чтобы защититься от него электрошокером, а когда не дождалась, то вынуждена была сама поехать в дом к отцу, чтобы там отбиваться от него смертельным оружием.
После такого бреда мл. лейтенант глубоко поразмыслил и в результате «ВВАЖАВ БИ», что дело имеет все признаки того, что подлежит рассмотрению исключительно в суде, иными словами, навесил крючок и послал жалобщика прямо в…суд, хотя имел в виду совсем другое место. Ну, иного от ментов мы давно уже не ожидаем, гораздо интереснее бы узнать реакцию общества на такие аномалии, ведь они грозят самим основам общества, основанного на морали.
Раньше этой стороне нашей жизни уделялось как-то больше внимания, за аморалку снимали стружку и в парткомах и райкомах, и на профсоюзных собраниях и собраниях трудовых коллективов (даже у Штирлица в личном деле было написано «Морально устойчив»), проводились семинары и мероприятия на эту тему, где-то в мире и сейчас действует полиция нравов и т.п. И это действовало, ведь кому захочется ходить публично оплеванным? Увы, для нас все это в прошлом, сейчас оружием морали может служить разве что публичность да ближайшее окружение самого человека. Скажем, вот как поведет себя частный стоматолог С.Волков, увидев моральный портрет своей работницы--упомянутой дочки?
И смогут ли его пациенты, нуждающиеся в милосердии, доверить свое здоровье медсестре с таким немилосердным портретом? Слава Богу, у нас еще сохранился суд, могущий однозначно решать проблемы морали, и к которому отец обратился с единственной просьбой—через закон обязать дочь уважать последнюю волю своей родной матери. И по принятому судом решению общество сможет судить о моральности самого суда.
Борис Кривчик
